Автор: Александр Генис
В Испании запрещают корриду. Еще не сейчас, а только в 2012. Еще не везде, а лишь в Каталонии. Но многие считают, что приходит конец традиции, уходящей в доисторическое прошлое. И все же сторонников запрета можно понять. В Канаде интеллигентные люди не любят хоккея, в Англии — футбола, в Японии — сумо, в Италии — мафию, в Испании – корриду. Никому не хочется соответствовать национальному стереотипу. Гордые выделяются из толпы, остальные ценят то, что делает уникальным их культуру. Например — корриду.
Испанцы, попав в новую Европу последним из ее великих народов, до сих пор чувствуют себя здесь не совсем уверенно. Всего поколение назад Мадрид, вопреки географии, был ближе к Мехико, чем к Парижу. Многолетняя почвенническая диета, насаждавшаяся при Франко, сводила испанскую культуру к Дон Кихоту и фламенко. В противовес этому малому туристскому набору сегодня здесь царит космополитический дух, открывший миру новую, западноевропейскую Испанию. Элегантная и эффективная, она наконец заменила трехчасовую сиесту 45-минутным ланчем и перестала выделяться среди соседей. Сегодня разница между Испанией и Францией такая же, как между испанским рестораном и французским: цены ниже, порции больше.
Встав с Европой вровень, Испания еще не изжила провинциальных комплексов. Поэтому она прячет от иностранцев все, что отличает ее от них. В том числе — бой быков.
Коррида не идет к круассанам. Она не вписывается в европейскую Испанию. Она слишком жовиальна, вульгарна и простонародна. Ее слегка стесняются. Что бы ни говорили классики, коррида — это атавизм, вроде хвоста, киотских гейш, костоломного бангкокского бокса или карибских петушиных боев.
Трудно спорить с теми, кто считает корриду варварским зрелищем. Она ведь действительно пришла к нам из тех же первобытных глубин, что страх и любовь. Живая окаменелость, коррида — машина времени, переносящая к заре мира, когда люди боролись за существование не между собой, а с другими.
В такой перспективе коррида не имеет ничего общего со спортом — она глубже его. Все наши битвы — междоусобицы, коррида — война миров. Матадор должен показать, чего стоит не вооруженный наганом разум, когда он остается наедине с природой.
Возвращаясь в эту героическую эпоху, коррида обнажает экзистенциальные корни жизни и оголяет провода страсти. Поэтому я всем, пока не поздно, советую побывать на корриде, хотя далеко не каждому стоит на нее возвращаться.
Я, например, не собираюсь. Дело не в том, что мне больно смотреть на быка. Мне не жалко рожденного для этого часа быка. Он уходит в разгаре сил, красоты и ярости, сполна прожив свою жизнь, как Одиссей, Толстой, но не Пушкин. У быка не осталось дел и долгов, и шпага принесет ему меньше мучений, чем старость.
Мне, повторяю, не жалко быка. И на корриду я не пойду, сочувствуя не ему, а матадору. Каждый убийца наследует карму своей жертвы, и я слишком давно живу, чтобы выяснять отношения с природой.
Источник: Радио Свобода